"Русские писатели о повышении пенсионного возраста"

18 июня 2018

Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Сергей Есенин


Еще далеко мне до патриарха,
Еще на мне полупочтенный возраст,
Еще меня ругают за глаза
На языке трамвайных перебранок,
В котором нет ни смысла, ни аза:
— Такой-сякой! — Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь…

Осип Мендельштамп


Я часто думаю о старости своей,
О мудрости и о покое.

Николай Гумилёв 


Я был тронут до глубины сердца, увидя знакомые и незнакомые лица — и дружески со всеми ими целуясь: мои потешные мальчишки были уже мужиками, а сидевшие некогда на полу для посылок девчонки замужними бабами. Мужчины плакали. Женщинам говорил я без церемонии: «Как ты постарела», — и мне отвечали с чувством: «Как вы-то, батюшка, подурнели»

Александр Пушкин


Хуже всех живется во французском романе молодой девушке. Единственная роль, которая ей отводится скупым на девические радости романистом, — это делать к столу букеты и падать в обморок. Вообще же она скоро умирает или уезжает навеки к тетке в провинцию. Любить ее нельзя. Она, конечно, неравнодушна к материнскому Густаву или Адольфу, но для него-то она не представляет ровно никакого интереса. Молодая особа, которой, может быть, нет даже двадцати пяти лет, с хорошеньким личиком и кое-каким приданым. О, нет! Il en a soupe! И он бежит от нее к ее очаровательной матери, которая ждет его у окна, и «ее стройная шестидесятилетняя фигура изящно вырисовывается на фоне темной драпировки». — Мадлена! — Я твоя, но мне нужны деньги. Я люблю запах золота. Он понимает ее. Он сам всю жизнь готов нюхать золото. И вот они на пышном рауте (это все по роману Маргерита). Там присутствует еще одна красавица, уже несколько отяжелевшая (лет, вероятно, этак под девяносто). И красота Мадлены выделяется еще ярче. Два банкира, увидев все это, тут же разорились. Запах золота, густой и пряный, опьянял присутствующих. Мадлена торжествовала. Там, вдали, в провинции, у тетки, дочь ее лежала в обмороке. А она улыбалась улыбкой Артемиды, которая к шестидесяти годам только прочнее утвердилась в девственности своих очертаний.


Fin.


Тэффи